— Штук пять?! — пискнул Бяка, чуть за сердце не схватившись.

— Ну, больше вряд ли успеем. Не так уж часто они здесь проплывают, а время уже давно за полдень перебралось. Ты тоже можешь в этом помочь. Я покажу, как выглядят всплески от панцирников, будешь их высматривать.

— Если ты поймаешь еще одного… еще хотя бы одного… — Бяка задумался и уверенно добавил: — Это будет счастье. Мое счастье! Наше!

Глава 30

СУРОВЫЙ МЕЛКОНОГ

Без изменений

Пять редких трофеев я изловить не успел. Только три попались, да один панцирник сорвался под самым плотом, вызвав у Бяки драматический приступ депрессии. Солнце уже грозило закатом, но упырь настойчиво требовал не прекращать рыбалку. Ну еще разик, а потом еще и снова. И такая пластинка грозила затянуться на века.

Я уже почти твердо решил осадить его жадность жесткими указаниями, как вдруг с берега прокричали:

— Эй, вы! Два стручка на плоту! А ну бегом сюда! И плот прихватите!

Обернувшись, увидел на косе странного человека. Такой мне здесь точно не попадался, а значит, его или хорошо прятали, или он не принадлежал к постоянным обитателям фактории.

Тело массивное, почти квадратное, защищено черненой кольчугой, спускавшейся до середины бедер. Судя по могучим плечам и прочему, он руками способен металл в кузне ковать, не прибегая к помощи молота. Голова прикрыта массивным яйцевидным шлемом, оставлявшим открытым только лицо. Оно суровое, грубые черты вырублены ржавым топором начинающего столяра из мореной древесины. Борода спускается почти до широченного пояса, сплошь покрытого хаотично закрепленными бронзовыми бляшками.

Богатырь хоть куда, если бы не ноги. Ноги его сильно подвели. Толстенные и до смешного коротенькие. Будто природа хотела сделать сначала великана, затем карлика, а потом и вовсе запуталась, что и куда приспосабливать. Но этот изъян внешности не из тех, которые превращают человека в калеку. Да, смотрится забавно, но при этом понятно, что передвигаться не мешает. Да и выглядит незнакомец так, что даже с середины реки понятно — такого свалить наземь нелегко.

Стоит так непоколебимо, как не всякий памятник на постаменте стоять сможет.

— Надо возвращаться быстрее. — Бяка беспрекословно признал власть кричавшего.

— Это кто? — спросил я, начиная вытягивать за канат большущий треугольный камень с впивающейся в дно зубчатой перекладиной, служивший нам якорем.

— Это Мелконог, — ответил Бяка, бросившись помогать.

— Впервые о таком слышу. Он кто? Большой человек в фактории?

— Не, он вообще не в фактории.

— А почему мы тогда обязаны ему подчиняться?

— Потому что он нам уши оборвет. И скажет потом, что они нам не нужны, раз не слышим, что говорят люди, которых надо слушать.

— Что, сильно суровый?

— Да ты на него посмотри. Он что, на доброго похож?

— Совсем не похож, — признал я очевидный факт.

— Вот-вот. Он такой. Это лучший следопыт Темнолесья. Его называют Гурро Мелконог. Но ты говори просто господин Гурро, иначе… иначе…

— Да понял я, Бяка, понял. Иначе оторвет язык, потому что он мне тоже не нужен.

— Ага. Так и сделает. Однажды на него прыгнул матерый крысоволк. Гурро его оседлал да так и поскакал прочь верхом на твари. Люди, которые это видели, думали, что все, не вернется уже. Оно, конечно, так не бывает, чтобы крысоволки кого-то на себе катали. Дело новое. Но понятно всем, что в хорошее место такие кони везти не станут. Да и остальная стая за ними мчалась не просто так. В общем, похоронили Мелконога. И даже помянуть успели. Любят у нас поминать. Но Гурро вернулся на другое утро. Приперся прямо сюда, на Первый камень. Зашел в трактир, бросил на пол крысоволка с разорванной пастью и велел налить чарку самого крепкого, что есть. Ему налили жидкости, которую с обозами привозят. Ее коровам по ложке дают, чтобы камни в желчном пузыре растворялись. Если две ложки дать, у них копыта отваливаются. Гурро выпил чарку и сказал, чтобы ему поджарили печень этого крысоволка. И другую требуху тоже зажарить потребовал. Когда на кухне разделывали тушу, увидели, что у нее нет сердца. И сказали Гурро, что приготовить его не получится. А он сказал в ответ, что и без болванов это знает, потому что съел сердце еще вчера. Сырым съел, глядя, как угасают глаза крысоволка и разбегается его перепуганная стая.

— Реально суров, — признал я.

— Гурро не человек фактории. Он сам по себе. Но он тут всегда свой. Он очень нужный человек. Гурро один такой, кто может неделю ходить где-то по левому берегу. И всегда возвращается с добычей. Сам император боли везде надписи оставляет. Награду за Гурро предлагает. Хорошие деньги.

Так, за милой информативной беседой, сам не заметил, как плот подошел к косе. Дистанция плевая, а отталкиваться от дна в два шеста — это хорошая скорость.

Мы с пыхтением вытащили на берег якорь, после чего подошли к Мелконогу и синхронно поприветствовали:

— Здравствуйте, господин Гурро.

— И вам здоровья, — мрачно ответил тот. — Вы такие сморчки оба, что здоровье вам точно не помешает. Кто из вас Гед, а кто упырь?

— Вот он Гед. — Бяка несмело указал на меня, поражаясь ненаблюдательности великого следопыта.

— Вот благодарю, а то я такой тупой, что упыря от дистрофика отличить не могу! — рявкнул Гурро. — Издеваться решил, малец?! Язык разросся не по годам?!

— Н-нет.

— Да ладно, это я пошутил немного. Не серчай. Можешь валить куда хочешь, ты мне не нужен. Мне ты нужен. — Гурро указал на меня. — Разговор к тебе есть. Важный.

— Понятно, — кивнул я и обернулся к Бяке: — Пока мы поговорим, организуй Карасей и Рурмиса. Надо улов дотащить, пока не стемнело.

Упырь умчался со скоростью мотоциклиста. Общество следопыта ему явно не нравилось.

А тот указал на плот:

— Сами сделали?

— Нет, Рурмис.

— Откуда у Рурмиса столько доброты взялось?

— Не доброта. За квадратики.

— Значит, богатые ребята?

— Пока нет. Но мы на пути к этому.

— Хех, — усмехнулся здоровяк. — Плот этот когда у вас появился?

— Вчера. Сегодня первый раз попробовали поплавать.

— Смотрю, наловили много.

— Да, хорошая рыбалка.

— А тот плот с покойничками, стало быть, ты нашел?

Я покачал головой:

— Не нашел. Заметил.

— А в чем разница?

— Будь он на берегу, это да, это находка. А он не был на берегу, он плыл.

— Ну, плыл-то на берег?

Я снова покачал головой:

— Уже объяснял господину Эшу, что нет. Кто-то отпустил его на середине реки. А река так устроена, что понесла его вправо. Он бы так и прошел мимо Камня вон туда, вниз.

— Значит, ты знаешь, как устроена река?

— Да тут много знать не надо.

— Ну так поделись знаниями своими. Как плот сюда попал и что дальше было. Все, что думаешь насчет этого, поведай мне.

— Как попал, не знаю. Думаю, у тех, кто это сделал, была лодка. Может быть, легкая, такие за Красноводкой из коры делают. Еще думаю, это было в километре или чуть больше отсюда. Потому что дальше я видел пару раз, как течение закручивает коряги, которые притаскивает откуда-то сверху. Их при этом под левый берег прибивает или заносит в левый рукав. Что-то вроде водоворота на все русло. Там берег загибается, вот и получается закручивание. Те, кто сделал плот, это знали. Они думали, что, если отпустить плот ниже, он так и пойдет посредине, ведь закручивания нет. Но они плохо знают реку. Вот эта коса продолжается дальше, под воду. И она как ножом режет струю. Режет так резко, что отбрасывает все в разные стороны. Посмотрите на конец косы: там ни коряг нет, ни мусора. Потому что все это расходится в разные стороны.

— С чего это ты вдруг решил, что коса и дальше под водой тянется?

— Рыбу там ловил, а вода чистая, далеко заглянуть получается. Да и не может она просто так обрываться. Рассказывали, что по низкой воде коса показывается на поверхности. Ну и навыки у меня есть рыболовные. Они помогают реку понимать.